Эх, дороги…
Эх, дороги…
Пыль да туман,
Холода, тревоги
Да степной бурьян.
Знать не можешь
Доли своей.
Может, крылья сложишь
Посреди степей.
Вся наша жизнь – плохо снятое кино с никудышными актерами, которые то и дело переигрывают. Сценарий заел до зубовного скрежета, но отступить хоть на шаг от него, значит, уйти в никуда, значит, оборвать пленку.
Наш мир – сплошная дорога. Она вьется, исчезает вдали, переплетается с другими, но лишь одно остается неизменным – рано или поздно последует обрыв…
Рано или поздно не останется ничего…
Рано или поздно закончится пленка…
А может, режиссеру не понравится наша игра, и он оборвет съемки прямо на середине. Дорога вновь упирается в тупик.
Нет выхода. Сплошной замкнутый круг.
Наши шрамы – лишь удачно наложенный грим, слезы – искусственны, лица, эмоции – фальшивые маски, а мы сами – придуманные персонажи. Просто куклы. Марионетки на невидимых шелковых паутиновых нитях. И с каждым днем запутываемся в них все сильнее, и сильнее, до самой глубины души…
Я не знаю, почему рассказал все это. Возможно потому, что я сейчас держу пистолет у виска, балансируя у той самой грани. А возможно потому, что в душе я – актер и философ. А может быть потому, что существует еще миллионы таких причин, которые я могу начать со слов «потому что».
Меня не существует. Равно, как и этого мира. Все наши миры, наше прошлое, будущее – одно сплошное кладбище. Тысячи… нет, миллионы надгробий. Имя, фамилия. Дата рождения – дата смерти. А этот короткий отрезок между ними – и есть наше настоящее. Наше то, что мы так зовем жизнью. Один вздох на губах, прерванный чьим-то нелепым появлением.
Нечестно. Обидно. Правильно.
И порой хочется захлебнуться этой правильностью…
Эх, дороги…
Пыль да туман,
Холода, тревоги
Да степной бурьян.
Выстрел грянет,
Ворон кружит.
Твой дружок в бурьяне
Не живой лежит.
Мне исполнилось восемнадцать три дня назад. А я уже успел убить сто двадцать три человека. Специально считал, чтобы хоть как-то убить время до рассвета. А чтоб не забыть, я делаю специальные насечки на углу между правой и передней стенами, скрывая длинный столбик оконной занавеской в отвратительный черно-белый горошек.
Их было уже так много, но я помню лицо каждого. Каждый взгляд. Каждое движение. Тем более – последнее.
Первым я убил своего отца. И не испытал угрызений совести. Нет, не жаль. Ведь он – тоже убийца. А моя сестра – просто подвернулась под руку.
Невинные, широко распахнутые, пустые глаза, маленькое тело в луже крови. Запах яблок – так для меня пахнет смерть.
Дорога отца закончилась, когда он прожил достаточно. А тропинка моей сестры только-только начала виться, только-только начала расширяться и выходить на главную.
А что до меня…
Моя дорога протоптана не одной сотней ног – не герой, но и не предатель. Я не знаю, закончится ли моя жизнь сегодня, либо за следующим поворотом, но уже завтра.
Тропа непредсказуема. И когда ты перестаешь смотреть себе под ноги, подставляет камень прямо на твоем пути.
Два дня назад убили моего лучшего друга. Мы были знакомы всего ничего – каких-то полгода, но уже не представляли жизни друг без друга. Поддержка, надежное плечо и глупые шутки, чтобы не вспоминать и не ждать.
Не придет.
А теперь, вместо того, что бы быть на его похоронах, я сижу в грязной, мокрой канаве под проливным дождем и высматриваю этих ублюдков, которые его убили.
Жизнь подбросила мне не камешек, а самый настоящий булыжник.
И я споткнулся. А надежного плеча, чтобы поддержал меня, рядом больше не было.
Эх, дороги…
Пыль да туман,
Холода, тревоги
Да степной бурьян.
Край сосновый,
Солнце встает.
У крыльца родного
Мать сыночка ждет.
Я знаю, что я должен выжить. Ведь дома меня ждет больная мать.
Когда от нас ушел отец и…сестра, мать хватил удар. Теперь она лежит в одной из местных поликлиник, где сама долгое время работала.
. А я прихожу к ней каждое утро с букетом фиалок и пакетом ярко-рыжих апельсинов. Глупых – она их никогда не любила.
Врачи говорят, что ее состояние стабилизируется, но ей нужен покой и никаких стрессов или волнующих новостей. Второй удар она вряд ли переживет. Поэтому, мне и приходится каждый раз возвращаться назад. Не то, чтобы я не хочу, но просто в душе пусто-пусто, как на улице при температуре минус сорок.
Мой день расписан по минутам.
С утра я бегу по магазинам разыскивая букетик фиалок, и заскакиваю к матери.
Потом – очередное спецзадание – в наскоро сформированном отряде всего двадцать три человека, где я пропадаю до позднего вечера.
А ночью, вместо того, что бы спать, я приглашаю к себе на «огонек» подругу – старую добрую бутылку алкоголя.
А утром вновь, головная боль, слегка повядшие цветы и все по кругу.
Эх, дороги…
Пыль да туман,
Холода, тревоги
Да степной бурьян.
Снег ли ветер,
Вспомним друзья.
Нам дороги эти
Позабыть нельзя.
Когда в душе бушует океан, настоящий круговорот эмоций хочется выразить все это, но нет слов. Когда что-то хочешь сказать, что-то такое, несоизмеримо-важное или прозрачно-хрупкое, или сурово-тяжелое, приходит понимание, что не слов. Нет слов, будто ты враз забыл свой родной язык. Тогда на помощь приходит бумага и простой карандаш. Наверное, так становятся поэтами и писателями.
Но когда ты уже измарал не один десяток сотен листов, приходит отчаяние.
О чем же писать?
Когда ты пишешь о любви, остальные презрительно фыркают, говоря, что такого не бывает, что такая любовь – лишь сказка.
Когда ты пишешь о боли, они крутят пальцем у виска, протягивая номер телефона ближайшей психбольницы, говоря, что все это бред умалишенного, что так больно не бывает.
Когда пишешь о войне, - испуганно втягивают шеи и болтают что-то он неуемной фантазии писателя, говоря, что на войне не бывает такой жестокости и такого количества крови.
О чем же тогда писать?
Не о чем.
Вот так и пропадают талантливые умы, которых давят неуемной критикой.
А если я напишу о дороге?
Не своей, не чужой, а нашей?
Дорога вьется все дальше и дальше, то появляются, то исчезают тропки новых жизней. Но главная – всегда одна. И неважно, что завтра оборвется моя дорога, сегодня – чья-то там еще, а твоя – оборвалась уже давным-давно. Может, завтра ты запнешься об маленький камешек и закончится война, а может, поскользнешься на луже и впервые увидишь небо, лазурно-голубое, нежно-дымчатое, и широкую полосу НАШЕЙ дороги, пересекающей всю эту верхнюю глубину…
